Строка новостей

Грешница Мария

Выйдя из тюрьмы Мария стала каждый день ходить в церковь – просить прощения у Бога. За отчима, которому она отрубила голову, и за гордыню, заставившую её отвергнуть любовь лейтенанта…

Грешница Мария

79-летняя Мария Николаевна говорит, глядя прямо перед собой. Глаза – сухие, голос – ровный. Она чеканит каждое слово. Кажется, что в этой маленькой, высохшей старушке больше нет чувств, эмоций. Все слёзы выплаканы, вся боль выстрадана.

— Так и ходила я в церковь почти каждый день, пока ноги не стали отказывать, — говорит старушка. Она живёт в маленькой шестиметровой комнатке в общежитии. Одна-одинёшенька. В комнате – старый диван, старый холодильник и маленький раскладной стол. На стене – икона и портрет мамы. Кроме этого портрета, у Марии Николаевны больше нет никаких фотографий. Всё, что связано с детством и юностью, осталось в столице и пропало после того, как Марию посадили. Мамин портрет – единственное, что ей разрешили взять с собой на зону.

Отчим

— Мы жили недалеко от центра столицы, на Первомайской улице. У нас была комната в коммуналке. Мама работала народным судьёй, отец – инженером. Всё было хорошо, пока отец не ушёл от нас. Не знаю, почему он ушёл, мне было всего семь лет тогда, — вспоминает Мария Николаевна. – А вскоре в нашей комнате поселился второй муж мамы. Звали его Николаем.

Николай невзлюбил Марию, она его тоже. Девочка старалась не бывать дома, пропадала у подружек. Приходя домой, частенько заставала мать в слезах.

— Он тебя обижает?

— Да нет, всё нормально, — отмахивалась мама, — и тут же начинала говорить нарочито весёлым и громким голосом. Она была очень сильным человеком и никогда, насколько помнит дочь, не позволяла себе никаких слабостей.

— Однажды, когда мама переодевалась, я увидела у неё на теле синяки, — рассказывает Мария Николаевна. – Вечером, дождавшись отчима, я решила высказать ему всё, что о нём думаю. Он выслушал и потом сказал, что если я ещё раз осмелюсь говорить ему подобные вещи, он выгонит меня из дома.

Мария закончила школу и пошла работать на завод «Серп и молот». Хотела заработать денег, чтобы снять себе жильё. Жизнь с отчимом с каждым годом становилась невыносимее – он начал пить и продолжал обижать маму.

Прошло несколько лет, а заработать на другое жильё девушке всё никак не удавалось.

Двойное убийство

— Я очень хорошо помню тот день. Обед закончился, все приступили к работе. Вдруг у меня сердце зашлось от предчувствия беды, — вспоминает она. – Я отпросилась с работы и бегом побежала домой. Захожу и вижу маму: она лежит на полу, в неестественной позе, а вокруг всё в крови. За столом, у окна, сидит, наклонив голову, отчим. Перед ним бутылка водки и стакан. Рядом лежит топор с окровавленным лезвием.

— Я кинулась к маме… Она была мертва. Внутри у меня поднялась такая волна отчаяния, боли и злости! Не думая ни секунды, я схватила топор и ударила отчима по склонённой шее. Видимо, я вложила в этот удар всю свою боль и злость. Я отрубила ему голову.

Когда Мария пришла в себя, на пороге комнаты стояла соседка с застывшими от ужаса глазами.

— Что ты наделала? – прошептала она и убежала.

Вскоре приехала милиция.

— Около года я просидела в СИЗО, пока длилось следствие, — рассказывает она. – Потом был суд. Мне зачитали приговор. Прокурор обвинил меня в убийстве мамы и отчима. Причиной убийства, по его словам, было то, что я хотела жить одна.

Свидетелем по делу стала соседка. Мария плакала, говорила, что не убивала маму, но ей никто не поверил.

— Мне дали 15 лет в колонии строго режима. С конфискацией имущества. Мне было тогда 25 лет.

На зоне

Сначала Мария попала в женскую зону. Там с другими женщинами она строила дороги.

— Как ни странно, но меня никто не трогал, — говорит Мария Николаевна. – Придя с работы, я брала книжку и читала на улице. До отбоя. Я перечитала всю тюремную библиотеку.

Потом девушку перевели на юг.

Условия содержания там были хуже, и работа тяжелее. Зечек заставляли таскать брёвна. Осуждённых в нашей стране никто никогда не жалел.

— Я в юности очень гордая была, неприступная, — вспоминает Мария Николаевна. – Красивая, фигурка хорошая, парни на меня засматривались. Один лейтенант целый год за мной ухаживал. Мне он тоже нравился. Мы ходили, гуляли, но я позволяла ему целовать меня только в щёчку. Однажды он выпил для храбрости и схватил меня за грудь. Я дала ему пощёчину и убежала. С тех пор я перестала с ним общаться. Он просил прощения, потом сделал мне официальное предложение, но я была неприступна. Может, за мою гордыню, меня наказал Бог?

У вас никогда не будет детей

Женщине на зоне не должны отказывать охранникам. Это закон.

Мария знала об этом и страшно боялась понравиться кому-нибудь из них. Но, как она не пряталась и не отворачивалась, черноволосую и голубоглазую зечку заметил охранник Юра.

В очередную свою ночную смену он изнасиловал девушку. Через несколько недель во время работы на стройке Марии стало плохо. Началось сильное кровотечение, она потеряла сознание.

Мария пришла себя только на следующий день. В больнице. Врач сказал, что она была беременна и у неё случился выкидыш. Из-за тяжёлой работы выкидыш имел серьёзные последствия. Пришлось срочно делать операцию и удалять все детородные органы.

— Так что у вас больше не будет детей, — тихо добавил врач.

Кому нужна бывшая зечка?

Я замечаю на руках у Марии Николаевны выцветшие наколки. На одной руке «Лена», на другой «Вера».

— Кто это? – спрашиваю.

— Это подруги мои закадычные. Единственные за всю жизнь. Правда, после освобождения мы больше не виделись. У нас не принято поддерживать отношения на воле.

— А ещё есть наколки?

— Есть. На верхней части ноги. Крест могильный и надпись: «Папа ты спишь, а я страдаю». Отец мой, после того как ушёл от нас, вскоре погиб. Я думаю, что, если бы он не умер, в моей жизни всё могло по-другому сложиться.

Мария Николаевна закуривает «Беломор».

— Так и не смогла отказаться от этой привычки, — как будто извиняется она.

… После освобождения Марии дали билет до города и направление в отдел по надзору за бывшими заключёнными.

— Поезд шёл через столицу. Я не удержалась, вышла, — говорит Мария Николаевна. – Пришла в свой дом, постучалась в свою комнату. Дверь открыла незнакомая женщина. Я увидела, что в комнате всё по-другому, ни одной знакомой вещи. Развернулась и ушла.

Маша добралась до пункта назначения. Ещё на зоне ей сказали, что здесь ей дадут работу, жильё. Однако ни того, ни другого не было. Кому нужна бывшая зечка?

— Три месяца я жила на вокзале и питалась объедками из столовой, — рассказывает Мария. – На мне было тюремное платье и чёрные ботинки. Под голову я подкладывала телогрейку. Потом меня взяли на завод, убирать стружку в цехе. Ещё через некоторое время меня подселили в комнату к одинокой старушке.

Прощение

Через три года Марии выделили комнатку в общежитии. В ней она и живёт по сей день. Дверь у неё всегда открыта настежь.

— А чего мне бояться? Меня уже ничем не испугаешь, — горько вздыхает она. – Верите, одно время хотела отравиться или повеситься, в общем уйти из этой жизни. Останавливало только то, что это большой грех.

На зоне Мария уверовала в бога. После освобождения, по её словам, первым делом она пошла в церковь и попросила у бога прощения за то, что убила отчима. Потом за то, что не простила тогда лейтенанта.

… Мужчины сватались к Марии. Даже после зоны 44-летняя женщина сохранила остатки былой красоты.

— Нет, я после того случая поклялась не подпускать к себе никого. Мужчине нужна семья, дети. А я что могу дать? Детей родить не могу, да и характер ужасный, плюс дурные привычки. Со мной не уживёшься.

Соседи её жалеют. То тарелку супа принесут, то полбулки хлеба. Пенсия у Марии Николаевны, даже после всех надбавок, меньше 70 долларов. На эти деньги месяц не протянешь.

— Я знаю, — спокойно говорит она, — что похоронит меня городской «собес», знаю, что на могилу ко мне никто не придёт. Но я ни на что не жалуюсь. Каждый в этой жизни получает то, что заслужил. Мне бы узнать, что Бог меня простил, и можно умирать спокойно.

Оксана Левицкая

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

восемь − 5 =