«Я не живу воспоминаниями»

На стене комнаты Галины Абрамовны Сазановой череда фотографий-портретов. Изображения тех, кого нет больше на этом свете. Мама, папа, сестра, трое братьев, муж… то мои любимые люди…

— Нет, я не живу воспоминаниями. У меня жизнь продолжается — сын, сноха, племянница с дочкой, другие родственники. Меня не забывают. Но смотрю я на эти снимки, вспоминаю былое …

Многому из того, что мы знаем по историческим учебникам, Галина Абрамовна была очевидицей. Такие воспоминания из памяти не стираются.

Довоенное

Родилась Галина Шевахина в деревне Мишнево. В семье была пятым ребёнком. Для деревенской семьи это нормально, но Шевахиным тяжело жилось, едва сводили концы с концами — Абрам с войны 14-го года без ноги вернулся. А пенсиона никакого не платили, потому что за царя Шевахин воевал.

Лошадь в деревенском хозяйстве просто необходима — пахать, сеять, бороновать. А у Шевахиных лошадь сдохла. Абрам тогда ушел из дома, залез на сеновал. Думали, сделает что-нибудь с собой. Без ноги, да ещё и без лошади. Дома — семеро по лавкам. Чем детей кормить? Люди деревенские не остались безучастными к чужой беде, помогли всем миром.

— Когда в колхозы начали принимать, отец первый пошел. Он грамотный был мужчина, вот его и поставили работать счетоводом. Построили дом деревенский — управление. Мужики деревенские приходили, курили, что-то обсуждали. А он себе закуток отгородил около окна, чтобы они не мешали, и сидел там, работал. Как-то вызвали отца в райцентр. Мы все волновались — зачем? Приезжает, рассказывает: в колхозном управлении портреты висели — Сталина, Ленина, Маркса. Вот Сталину кто-то горло на портрете перерезал. Отец не знал об этом ничего, так и сказал: не знаю. Думали мы, ну, всё теперь… Ничего, больше не вызывали, и случай забылся. А потом началась война.

Взрослые дети

— Мне было тринадцать лет, совсем девчонка. Помню, говорила тогда: ну, дядю Васю, соседа, не возьмут, он уже старый! А какое старый! Ему лет 35 было или сорок. Забрали…

Сначала забрали мужиков, потом всю технику. Потом стали брать скот. И остались в деревне старики, женщины и дети. Вместе с войной для Галины началась совсем взрослая жизнь. Тяжёлая, изматывающая работа.

— Трудно было, голодно. Весной отец ходил на картофельное поле, искал картошку старую. Из неё лепешки делали, даже вкусно тогда казалось. Полуголодные, холодные, неодетые. Да ещё на лесоповал приходилось ездить. Мне тогда 17 или 18 было. Вспоминать тяжело… Но молодость один раз в жизни бывает. Война — не война, но нам хотелось где-то повеселиться. В деревне клуба не было. Ходили к красноармейке проситься: пусти нас на вечерку. А она нам: «Девчонки, приносите по четвертинке керосина или по полену дров». У нее трое детей маленьких, потому в колхозе не могла работать. А муж на войне…

Закончилась война так же неожиданно, как началась.

— Помню, звонят в колокол, как на пожар. Все бегут в правление: что случилось? Мы думали, что ещё налог какой новый ввели. А оказалось, что кончилась война.

Война оставила кровавый след в каждой деревенской избе. Унесла она и жизни двух братьев Галины, третий калекой вернулся — без руки.

— Аркадий рассказывал, что сбросили их с самолета. Пока летели, немцы по ним стреляли. Кто без руки, кто без ноги, кто без головы приземлился. Он там выполз куда-то… Ему руку отрезали в госпитале. Простой, обыкновенной пилой. И наркоза никакого, живую руку резали. Нечем было заморозить… Аркадий потом никогда больше в больницу не обращался.

Послевоенное время не принесло облегчения — голодно было по-прежнему. Всё отбирали у деревенских. И работать-то в колхозе некому было. Снова львиная доля работы пала на плечи детей.

— Ни мыла, ни спичек у нас не было. Грязь, голод, вши… Деревенские начали перекочевывать в город. Там было легче, потому что паёк давали. Вот и Галина отправилась на ткацкую фабрику.

Любовь не с первого взгляда

В общежитии, где поселилась, было два крыла — в одном девушки, в другом парни.

— Был «чистый понедельник», понедельник после масленичной недели. Выходят девчонки из общежития, парни начинают их «солить» снегом — снежками кидаться, в сугробы заваливать. Девки смеются, визжат, пищат. А мне это неинтересно, я гордая была. Переждала, пока свалка закончится — и вышла. Вдруг один накинулся на меня, повалил в сугроб и давай снегом засыпать, смелый какой нашелся. Я ничего тогда не сказала. Отряхнулась и пошла — дурак. А он начал в комнату ко мне заходить, всё ходит и ходит чего-то.

Сергей доходился до того, что Галина согласилась стать его женой.

— Пышную свадьбу на что делать? Тогда и не было никакой фаты, никакого белого платья и туфлей. Просто зашли в ЗАГС и зарегистрировались… А потом к родителям — восемь километров пешком. А пришли, отец и говорит: «Раз расписались, нужно отметить. Мать, руби петуха! А ты, Сергей, беги за вином»! И побежал Сергей снова восемь километров обратно в город. Петуха зарубили, картошки отварили.

А потом Сергей с молодой женой переехал в райцентр, устроился на заводе жестянщиком.

— Первое семейное жильё и вспоминать страшно. Это была кухня в бараке. На полкомнаты огромная русская печь, грязь, мышиные норы и гнилые подоконники. Ужас! Старую печку снесли и поменьше поставили. Отмыли комнатёнку, отдраили. Но мне там просто страшно было жить. Огромный коридор, метра два шириной. Около каждой комнаты на табуретке примус, керосинка или керогаз, помойное ведро, детский горшок. Тут же по коридору малышня — кто на велосипеде, кто игрушку катит… Дым, гарь… Так и до пожара недалеко!

Первый и единственный сын Саша уже из армии вернулся, когда Сазановы получили отдельную квартиру.

— Впервые почувствовала себя хозяйкой. Никто не мешает, не ругается. Наверное, многие тогда думали, что отдельная квартира — это и есть счастье.

Болезнь

Беда пришла неожиданно. После очередного медосмотра Сергея Васильевича вызвали в больницу — флюорография плохая. И началось. Осмотры, больницы, анализы… Врачи никак не могли поставить диагноз. Только спустя месяцы Сергея направили в онкодиспансер.

— Он начал очень сильно уставать, совсем пропал аппетит. А мы поверить не могли — рак?! В онкологии ему поделали какие-то уколы, покормили таблетками, и Серёже стало лучше. Бодрый даже стал, веселый. В больнице сказали, что держать его там не будут, чтобы приходил, когда хуже станет.

После первого курса лечения Сергей провел дома полтора месяца. После второго — уже месяц. И пошло… Сергею в больнице становилось лучше, но на всё более короткое время. В те периоды, когда он чувствовал себя хорошо, не сидел без дела.

— Мы к родителям в деревню ездили, так он там всё делает, делает чего-то. Я ему говорю: ты ляг, полежи, отдохни! А он: что ж мне лежать и ждать смерти?! Я, говорит, хоть час, хоть полчаса лучше пока поработаю.

Это продолжалось семь лет. В 1990-м Сергей Васильевич умер. И Галина осталась одна в квартире, наполненной воспоминаниями.

— Теперь всё уже не так. Нет на этом свете многих людей, кого я любила. Умирает моя родная деревня. Летом с палкой приходится к деревне ходить — травой всё зарастает, а покосить некому. Вот ещё монетизация эта… К пенсии прибавили 100 гривен нам, труженикам тыла. А ветеранам труда по 150. Но у них льгота за квартиру 50 процентов, а мы полную стоимость платим. Неужели мы для родины меньше сделали?! По-моему, не разобрались правители до конца…

Марина Лихачёва