Любовь без перевода

Пройдя через гетто, потеряв родных, Евгения Киперман нашла своё семейное счастье…

На дворе стоял 1944 год. Они кружились в венском вальсе. Жени ни слова не знала по-русски, а молодой советский офицер Абрам Киперман не говорил по-немецки. Только язык музыки связывал их. А ещё – обжигающие взгляды, улыбки, смущённый смех черноволосой девушки. Именно тогда Абрам пообещал себе, что этой же ночью засядет за Гёте и выучит немецкий. А вскоре непременно женится на Жене.

Бутылка бургундского

Сейчас Евгении Эрнестовне далеко за восемьдесят. Несмотря на многочисленные недуги, она прекрасно выглядит, спину держит прямо. Любит вспоминать о том, как почти сорок лет прожила с любимым мужем. И ни разу с ним не поссорилась. Как самую драгоценную святыню Евгения Эрнестовна хранит записку Абраму Яковлевичу от неизвестного студента: «Абрам Яковлевич, вы необыкновенный человек!». Доцент института, преподаватель истории, он пользовался искренней любовью коллег и учеников.

— Я его недостойна, — скромничает Жени. – после школы нигде больше не училась, воспитывала сына, а до пенсии работала простой лаборанткой в больнице.

Евгения Киперман умалчивает, что до сих пор читает запоем, в том числе и книги на немецком языке, что она всегда в курсе последних событий в стране и мире. А ещё она уверена – счастье в супружеской жизни не измеряется званиями и социальным статусом.

Родилась Евгения в городе Черновцы, что в Западной Украине. До войны город принадлежал Румынии. Большую часть населения составляли евреи. Говорили все на немецком, хотя в школе обязательным предметом был и румынский язык.

— Наша семья была небогатой, — вспоминает Евгения Эрнестовна. – А вот дядя мой владел рестораном. Он-то и преподнёс мне в день рождения оригинальный подарок: бутылку французского вина. И сказал, чтобы я открыла её, когда выйду замуж.

Но марочное вино не дожило до столь радостного события. Когда Жени исполнилось тринадцать лет, в город вошли гитлеровцы. Пробыли они здесь недолго: объяснили своим союзникам румынам политику фашистской партии, убили местного раввина и приказали согнать всех евреев в гетто.

— Никогда не забуду, как к нам в дом пришли с обыском полицаи, — вспоминает Женя. – Изымать у нас было нечего. Разве что дядин подарок под улюлюканье и причмокивания солдат был тут же конфискован и распит.

Всем еврейским семьям приказали в течение одного дня переехать в гетто. Отцу и матери Евгении повезло: на территории гетто жила их родственница, она-то и приютила беженцев.

Фашисты выдали евреям отрезы жёлтой ткани:

— Мы сами шили себе звёзды, отличающие нас от «арийского» населения, — горько усмехается наша героиня.

На улицу можно было выходить всего на три часа – в обеденное время. Женя с мамой отправлялись на рынок, покупали продукты и торопились обратно в дом, чтобы не нарваться на патруль. Но девочку было не испугать новыми порядками. Вместе с подружками она бегала вечерами в кино, пряча звезду в карман. И её ни разу не поймали. Жители Черновцов, насильно разделённые по национальному признаку, не могли забыть, что ещё вчера ходили друг к другу в гости, одалживали соль и хлеб, работали бок о бок.

— Это огромное счастье, что в городе не дислоцировались немецкие части, — говорит Евгения Эрнестовна. — Гитлеровцы бывали в Черновцах только наездами. Потому-то моему отцу и удалось найти работу в гостинице. Ночью он дежурил и записывал вновь прибывших постояльцев. Правда звезду Давида предусмотрительно с себя снимал.

Освободила пленников гетто пришедшая в Черновцы советская власть. Пробыла она в городе всего год, до начала Второй мировой войны. Но пострадать местные жители успели и от неё.

У кого есть лишние тарелки?

— Моих тётю и дядю вместе с детьми депортировали в Сибирь за то, что они жили лучше других, — говорит Евгения Киперман. – А я окончила русскую школу, получила аттестат.

Впрочем, его пришлось в спешке сжечь, когда в июне сорок первого Черновцы вновь захватили фашисты. Женю призвали служить в румынскую армию. Она дежурила на посту с незаряженной винтовкой и шила шинели. Такие же обязанности исполняли и её друзья по отряду, вчерашние жители гетто. За Евгенией активно ухаживали мальчики. Но, флиртуя с поклонниками, она никогда не обещала им большего. Как будто ждала своего единственного. И он появился в конце войны, когда город заняли наступавшие советские войска. Старшего лейтенанта Абрама Кипермана прислали в Черновцы заместителем начальника штаба. Имея несколько ранений, потеряв в бою глаз, боевой офицер не хотел уходить на гражданку и получил назначение в родной город Жени. Она поступила в его подчинение. Но отношения не заходили дальше официальных.

— Свели нас вместе танцы, — улыбается Евгения Эрнестовна. – Абрам совсем не умел танцевать, пришлось его научить. Я по-русски почти не понимала, а он не знал немецкого. Но это не помешало нам влюбиться друг в друга. И ради меня Абрам выучил немецкий за одну ночь! Мы начали встречаться.

В сорок пятом Абрам и Жени сыграли скромную свадьбу. Отца девушки на ней не было: он работал в Сибири на трудовом фронте. Перед свадьбой Жени бегала по соседям и спрашивала: «У кого есть личные тарелки?» Имея в виду «лишние». Как следует взяться за изучение русского языка заставила Женю беременность.

— Абрам сказал, что с ребёнком я должна говорить по-русски. А что делать? С мужем я никогда не спорила…

Мужу Жени с трудом удалось вызволить её отца из Сибири. Когда он вернулся на родину, семья молодой женщины держала совет: что делать дальше? Родители Евгении решили иммигрировать в Румынию.

— А как же я? – плакала Жени на плече у папы.

— у тебя есть муж, ты обязана быть с ним, — успокаивал её отец. – Даст Бог, ещё свидимся.

Но этому не суждено было сбыться. Жена офицера и коммуниста Евгения Эрнестовна не смогла уехать за границу. Даже переписка с родными была запрещена. Женя знала только, что из Румынии они перебрались в Израиль. Чудом удалось через третьи руки передать родителям записку, что у них родился внук. А дальше – тишина.

— За Абрамом я была как за каменной стеной, — говорит Евгения Киперман. – у нас даже мысли не было о том, чтобы эмигрировать. Мы друг для друга были всем. Так и прожили всю жизнь сначала в Черновцах, потом в России.

И только в конце девяностых Евгения Эрнестовна попала в Израиль по приглашению двоюродного брата. Первым делом поехала на могилу отца и матери.

— Привезла с собой цветы, — вздыхает Евгения Киперман, — а там, оказывается, положено класть на могилу камни…

Татьяна Глотова