Не могу сказать, что в детстве меня часто наказывали или что родители мои были очень строгими, но то рождество я запомнила на всю жизнь, и это было не самое приятное моё воспоминание.
Мои родители из обрусевших поляков, и Рождество мы всегда отмечали католическое, соблюдая, насколько возможно, все традиции и правила. Я обожала этот праздник, ждала его целый год, а потом ещё примерно столько же вспоминала и смаковала самые дорогие сердцу моменты.
Праздничный фейерверк
В то Рождество мне было шесть лет, возврат уже не младенческий, но ещё и не совсем сознательный, хочется поскорей вырасти и получить все права настоящего взрослого. Мозги при всех этих желаниях детские, незрелые, наивные. Это меня и подвело. Я, узнав, что такое свечки и какая это прелесть, решила украсить ими ёлочку, причём сделать это самостоятельно, устроив сюрприз родителям и гостям. Помню, я тщательно закрепила свечки на ветках небольшой и пушистой ёлки, вытащила спички из кухонного ящика и впервые в жизни, помня, как делает это мама, начала их поджигать. Свечки мои горели весело и по-хулигански, я от счастья жмурилась и уже репетировала, как буду улыбаться и что говорить, когда взрослые примутся меня хвалить и мной восторгаться. Но ничего этого, как вы понимаете, не произошло, потому что начался пожар. Свечки, привязанные нитками к зелёным веткам, перевернулись, пламя с удовольствием принялось жрать нитки, а затем и ветки, вату, изображавшую снег, игрушки и… Родители вбежали в комнату на «запах пожарища», как потом говорил папа, а я ещё ничего не замечала и продолжала самозабвенно зажигать новые свечи. Горели шторы, обои на стенах, наша книжная полка, пламя начало лизать телевизор. А дальше был ужас. Приехали пожарные, с огнём удалось справиться, и даже гости пришли, правда отмечали праздник на кухне, мама периодически начинала рыдать, гости её успокаивали, а папа впервые на моей памяти напился.
Страшная ночь
А меня наказали. Я простояла в углу этой сожжённой мною комнаты всю Рождественскую ночь. Точнее, сперва-то я и правда стояла, а потом, окружённая кошмаром и страхом, сползла на пол и уснула, провалившись в сны ужасов. Это была самая страшная ночь в моей жизни. Не буду рассказывать, какие существа ко мне приходили то ли во сне, то ли наяву, что делали и как пугали меня. До сих пор задыхаюсь, вспоминая об этом.
Родители потом утверждали, что просто забыли обо мне. Даже не так, нет. Мама твёрдо была уверена, что приказала мне «немного постоять в углу», дабы понять, что именно я натворила и что сделала со своим жилищем. Потом мне велено было отправиться спать в свою комнату, а не сидеть с гостями, как было в прежние годы. Но ничего я не помню, кроме строгого маминого голоса: «В угол, немедленно!»
А папа с мамой, увидев утром меня на полу гостиной, очень удивились. И удивились температуре, которая у меня подскочила, и моей почти месячной болезни, во время которой я металась в жару, бредила, а врачи так и не нашли никакого вируса. Родители не связали ту Рождественскую ночь с моей лихорадкой.
Нехороший угол
Но и это прошло. Годы великодушно заретушировали воспоминание, и оно стало не таким острым и непереносимым. Так… Вызывало гримасу сожаления и немного портило настроение. Это можно перенести, и дело не в этом. А в том, что я начала бояться того угла, где провела Рождественскую ночь. Впоследствии родители решили поставить там цветы, но, увы, они не пожелали расти, погибли все до единого, даже стойкий «тёщин язык». Цветы родители убрали и установили там телевизор, но и телевизор «не прижился», барахлил, шёл полосами и однажды просто вспыхнул, и погас. Родители купили новый, поставили его у противоположной стенки, а на его месте поселился большой, красивый плюшевый диван. Ну, дивану, надо сказать, там хорошо было, и родители успокоились. Кстати, они ни разу не связали загадочность того угла с моим тем кошмарным Рождеством, просто убирали завядшие цветы, греша на близость батареи, просто купили другой телевизор, ворча на бракоделов, делающих недобросовестные электроприборы… Но я была уверена, дело в «том самом месте». Стоило мне приблизиться к нему или сесть в угол дивана, как на меня наваливались тоска, безнадёжность, уныние и… страх. Вот страх-то и был самым ужасным из всех перечисленных чувств. Необходимо было как можно скорее покинуть угол, тогда постепенно я успокаивалась и настроение моё гармонизировалось. Однажды я уснула на диване, и моя голова оказалась очень близко к «месту наказания». Очнулась я в больнице, и увидела над собой перепуганные лица родителей. Оказалось, что они обнаружили меня уже не спящей, а без чувств, с похолодевшими руками и ногами со слабым, еле заметным пульсом. Врачи сказали родителям, мол, у некоторых девочек в переходном возрасте возможны подобные припадки и это не страшно. Родители, конечно, поверили, а я, конечно, нет, но ничего никому говорить не стала, просто начала избегать того страшного угла, не приближалась к нему, не садилась на диван, даже когда мама просила помыть пол и протереть пыль, там я не убиралась.
Иногда мне хотелось похулиганить, и я бросала в угол мячи и книжки. Но с ними ничего не происходило, они не сгорали и не исчезали, мама потом их оттуда, ворча, доставала и ставила по местам. Надо сказать, что на родителей «мой угол» никакого магического действия не оказывал, они могли сидеть там на диване часами и чувств не лишались, вообще ничего не ощущали: ни дурного, ни хорошего. Угол стал моим врагом, моей тайной.
Первая любовь
А потом я подросла. Из угловатого подростка превратилась в девушку и, как говорили, довольно симпатичную. Родители стали переживать из-за вертевшихся подле меня молодых людей, мама начала вести со мной беседы о женской гордости и о подлых, непорядочных мужчинах. Я, конечно, слушала с серьёзным видом, а потом, вспоминая, фыркала и откровенно смеялась. Ничего нового: одно поколение сменяет другое, а темы-то остаются прежними и модернизации не подлежат.
Но Виктор родителям понравился, и это тоже было ужасно смешно. Потому что мы начали с ним жить уже спустя месяц со дня знакомства, родители, конечно же, ни о чём таком не подозревали, и мама деликатно пыталась мне рассказать о физиологии и первой брачной ночи. А мы с Витей устраивали эти «брачные ночи» в любом месте, где не было людей и была крыша над головой. Заявление в загс мы подали, но сделали это скорее для спокойствия моих и его родителей, а нам и так было неплохо.
— Девочка моя, мы с папой уезжаем на Рождество к тёте Тамаре в Суздаль, ты можешь пригласить друзей, но только обязательно, чтобы был Виктор! Это наше с отцом условие. И… будь умницей, не теряй лица, много шампанского не пей, точнее, не пей его совсем, кока-кола в холодильнике! – сказала мама накануне Рождественской ночи. И, в сотый раз устроив мне экскурсию по холодильнику, они уехали.
Праздник на двоих
Никаких гостей и друзей нам с Виктором не надо было, мы с такой радостью устроили себе праздник «на двоих», что не передать. Лучшего Рождества у меня в жизни не было, и шампанского, конечно, мы выпили прилично, впрочем, оно, побродив в головах, только подарило ещё больше радости и бесшабашности. Наверное, только благодаря ему я не стала возражать, когда Витя устроил нам постель не в моей комнате, а прямо в гостиной, на диване… Конечно, и Виктор ничего не знал о моих страхах, я никогда ему ничего не рассказывала об этом. Помню, что я сама взбивала подушку, чтобы бросить её в «тот самый» угол дивана, и присутствие любимого придавало мне сил и смелости. Подсознательно я решила, что пора кончать с этими детскими страхами и с этим загадочным и злым местечком. Мне и прежде было хорошо с Виктором, но в ту ночь…
Словно бес в меня вселился, как говорил потом Виктор. Я любила его так неистово и с таким отчаяньем, словно мы не виделись годы перед этим. Помню, что целовала его с каким-то рычаньем и всё время видела рядом какие-то огни, всполохи, мне чудилось чужое дыхание, шорохи и словно чьё-то перешёптывание. Было ли мне страшно? Было бы, если б не мой любимый. Он, почувствовав, что со мной что-то не так и списав моё состояние на непривычное моему организму шампанское, стал ещё более нежен со мной и осторожен. Я чувствовала его любовь, словно могла осязать её, и ещё я понимала, что вокруг меня такая серьёзная защита, такая броня, сквозь которую просто не может пробраться ничто плохое. Потом мы оба, страшно уставшие, уснули.
Чары рассеялись
А проснувшись, я сразу поняла, что «то место» потеряло свою власть надо мной и свои злобные чары, оно стало просто частью обычной городской квартиры. И я, не боясь уже ничего, заходила в него, мыла полы, протирала пыль, а потом поставила горшки с цветами, и они замечательно там цвели и не думали вянуть. Когда появился малыш, родители переехали к бабушке, оставив эту квартиру нам, и мы сейчас прекрасно и очень дружно живём здесь втроём. Я и забыла, если честно, про тот загадочный угол. Наш сын любит раскладывать там свои игрушки, особенно железную дорогу. Я смотрю на него и отчего-то твёрдо знаю, что ничего плохого с ним не будет, угол не причинит ему зла, потому что уже просто не может этого сделать. Вот интересно, мы победили его своей любовью или просто кончилось действие его зла? Иногда думаю об этом, но ответа так и не найду, наверно.
Ольга, 26 лет